Рукопись, найденная в Сарагосе - Страница 96

– Сеньора, ты видишь меня облаченного в святые одежды, которые должны тебе напомнить о том, что я духовная особа. Как слуга нашего Спасителя, я не могу лучше выполнить святые обязанности мои, как удержав тебя на самом краю пропасти. Сатана помутил твой разум, сатана влечет тебя на кривую дорогу зла. Обрати стопы свои, вернись на путь добродетели, который судьба усыпала для тебя цветами. Молодой супруг зовет тебя; его избрал тебе добродетельный старец, чья кровь бежит в твоих жилах. Отец твой был его сыном; он оказался прежде вас в краю чистых духов и оттуда указывает вам дорогу. Подними глаза к небесам, свету, вырвись из рук духа лживого, затмившего взоры твои, направив их на слугу бога, которому сатана – извечный враг.

Санудо произнес еще много такого, что отвратило бы меня от прежних намерений, будь я на самом деле сеньоритой де Лирия, влюбленной в своего исповедника, но вместо прекрасной графини перед ним стоял сорванец в юбке и плаще, не знающий, чем все это кончится. Санудо перевел дыхание и продолжал:

– Иди за мной, сеньора, – все приготовлено для твоего ухода из монастыря. Я отведу тебя к жене нашего садовника, а оттуда мы пошлем за Мендосой, чтоб она пришла за тобой.

После этого он открыл дверь, и я сейчас же выскочил, чтоб поскорей убежать, что и надо было сделать; но вдруг, – не знаю, какой злой дух подтолкнул меня, – я откинул покрывало и кинулся на шею к нашему наставнику со словами:

– Жестокий! Ты хочешь стать причиной смерти влюбленной графини?

Санудо узнал меня; сперва он остолбенел, потом залился горькими слезами и, проявляя признаки предельного отчаянья, стал повторять:

– Боже, великий боже! Смилуйся надо мной! Подай мне силы и просвети меня на пути сомненья! Господь триединосущий, что мне теперь делать?

Жалость охватила меня при виде бедного наставника в таком состоянии. Я бросился к его ногам, умоляя о прощении и клянясь, что мы с Вейрасом свято сохраним все в тайне. Санудо поднял меня и, плача навзрыд, промолвил:

– Несчастный юноша, неужели ты можешь думать, что боязнь оказаться смешным может привести меня в отчаянье? Это ты погиб, и о тебе я плачу. Ты не устрашился надругаться над тем, что в нашей религии есть самого святого: обратил себе в потеху святой суд покаяния. Я обязан представить тебя на суд инквизиции. Тебе грозит тюрьма и пытка. – Затем, прижав меня к груди, он с глубокой болью прибавил: – Дитя мое, пока не отчаивайся: может быть, я сумею добиться, чтобы позволили нам подвергнуть тебя наказанию. Конечно, оно будет страшно, но не окажет губительного влияния на всю твою жизнь.

С этими словами Санудо вышел из кельи, запер дверь на ключ и оставил меня в оцепенении, которое вы можете себе представить и которое я даже не буду пытаться вам описать. До сих пор мысль о преступлении не приходила мне в голову, и я считал наши кощунственные выдумки невинным озорством. Угрожающие мне кары привели меня в такое омертвение, что я не мог даже плакать. Не знаю, как долго пробыл я в таком состоянии, но наконец дверь открылась. Я увидел приора, пенитенциария и двух братьев монахов, которые взяли меня под руки и повели, уж не знаю по какому количеству коридоров, в удаленную комнату. Там меня бросили на пол и, захлопнув за мной дверь, заперли ее на двойной засов.

Скоро я пришел в себя и стал осматриваться в своем узилище. Сквозь железную решетку окна комнату озарил месяц; я увидел стены, покрытые разными надписями, сделанными углем, и охапку соломы в углу.

Окно выходило на кладбище. Три трупа, завернутые в покрывала и сложенные на носилки, лежали на паперти. Это зрелище повергло меня в ужас; я больше не смел глядеть ни на комнату, ни на кладбище. Вскоре на кладбище послышался шум, и туда вошел капуцин с четырьмя могильщиками. Они остановились на паперти, капуцин сказал:

– Вот тело маркиза Валорнеса: отнесите его в помещение для бальзамирования. А этих двух христиан положите в свежую могилу, которую вырыли вчера.

Не успел капуцин окончить эту речь, как я услыхал протяжный крик, и на кладбищенской стене появились три отвратительных призрака.

Когда цыган дошел до этого места, опять явился человек, который уже раз приходил с отчетом. Но Ревекка, осмелевшая после первой удачи, важно заметила:

– Сеньор, ты должен сегодня же объяснить, что это были за призраки, а то я всю ночь не засну.

Цыган согласился удовлетворить ее просьбу и в самом деле скоро вернулся, после чего продолжал.

– Я сказал, что на кладбищенской стене появились три отвратительных призрака. Эти видения и протяжный стон, сопровождавший их появление, напугали четырех могильщиков и их начальника – капуцина. Они убежали, отчаянно крича. Я тоже испугался, но страх подействовал на меня совсем иначе: он словно приковал меня к окну, одуревшего и почти без чувств.

Я увидел, как два призрака спрыгнули с ограды прямо на кладбище и протянули руки третьему, который передвигался, казалось, с великим трудом. Затем появились новые призраки и присоединились к первым, так что теперь их было уже десять или двенадцать. Тут самый неуклюжий призрак, который с таким трудом слез со стены, вынул из-под белого покрова фонарь, поднял к паперти и, внимательно осмотрев три трупа, сказал своим товарищам:

– Друзья мои, вот труп маркиза Валорнеса. Вы видели, как скверно поступили со мной мои коллеги. Все они твердили, как глупцы, что маркиз умер от грудной водянки. Один только я, доктор Сангре Морено, был прав, что это была известная всем ученым врачам ангина полипоза. Но как только я произнес «ангина полипоза», вы видели, как скривились мои почтенные коллеги, которых я не могу назвать иначе как ослами. Вы видели, как они пожимали плечами, повертывались ко мне спиной, как к недостойному члену их сообщества. Ну, конечно же, доктор Сангре Морено им не компания. Галисийские погонщики ослов да эстремадурские погонщики мулов – вот кто должен за ними смотреть и учить их уму-разуму.