Рукопись, найденная в Сарагосе - Страница 149


К оглавлению

149

Посреди этих развратных помыслов прелат наш не забывал о карьере. Один из его родственников, аудитор церковного суда, рассчитывал на кардинальскую шляпу и получил обещание, что свою прежнюю должность сможет передать племяннику. Но надо было ждать четыре, а то и пять лет, поэтому Рикарди решил, что может пока съездить в родные края и даже попутешествовать.

Как-то раз, когда он бродил по улицам Генуи, к нему пристала тринадцатилетняя девочка с корзинкой апельсинов и с поразившей его грацией стала просить, чтоб он купил несколько штук. Рикарди рукой распутника отстранил плохо причесанные волосы с лица девочки и обнаружил черты, сулящие необычайную красоту. Он спросил у маленькой торговки, кто ее родители. Она ответила, что у нее только мать, очень бедная, ее зовут Бастиана Черелли. Рикарди велел девочке отвести его к матери, он назвал себя и сказал вдове, что у него есть дальняя родственница, очень добрая, которая воспитывает молодых девушек и выдает их замуж; в заключение он сказал, что постарается поместить к ней маленькую Лауру.

Мать промолвила с усмешкой:

– Я не знакома с родственницей монсеньора, которая, наверно, почтенная дама. Но я уже слышала о твоей доброте к молодым девушкам и охотно доверю тебе свою дочь. Не знаю, воспитаешь ли ты ее в добродетели, но, по крайней мере, выручишь из нужды, которая хуже всех пороков.

Рикарди попросил ее сказать свои условия.

– Я не продаю своей дочери, – возразила она, – но приму любой подарок, который ты захочешь мне дать, монсеньор. Ведь надо жить, а у меня часто не хватает сил для работы.

В тот же день Рикарди отдал Лауру на воспитание одному из своих подчиненных. Тотчас же руки ей намазали миндальным кремом, волосы завили кольцами, на шею надели жемчужное ожерелье, плечи покрыли кружевами. Девочка, поглядевшись в зеркало, сама себя не узнала, но с первого же дня догадалась о своем будущем и стала приноравливаться к своему положению.

Между тем у Лауры были сверстники и ровесницы, которые, не зная, что с ней сталось, очень о ней беспокоились. Упорней всех повел розыски Чекко Босконе, четырнадцатилетний мальчик, сын носильщика, не по летам сильный и до смерти влюбленный в маленькую продавщицу апельсинов, которую он часто видел то на улице, а то и у нас дома, так как приходится нам дальним родственником. Я говорю «нашим», так как моя фамилия – тоже Черелли, и я имею честь быть двоюродной сестрой моей госпожи.

Тем более тревожились мы о своей родственнице, что при нас о ней не только никогда не упоминали, но и нам было запрещено произносить ее имя. Я занималась обычно шитьем грубого белья. А Чекко был мальчиком на посылках в порту, где в будущем ему предстояло таскать тюки. Кончив дневную работу, я приходила к нему на паперть одной церкви, и там он, горько плача, как-то сказал мне:

– Мне пришла в голову замечательная мысль. Последние дни все время шел дождь, и синьора Черелли не выходила из дома. Но я уверен, что, как только наступит хорошая погода, она не выдержит и, если Лаура находится в Генуе, пойдет ее проведать. А я издали побегу за ней, и так мы узнаем, где прячут Лауру.

Я одобрила этот план. На другой день распогодилось, и я пошла к синьоре Черелли. Видела, как она вынимает из старого шкафа еще более старую мантилью, поговорила с ней немного и побежала предупредить Чекко. Мы притаились и вскоре увидели синьору Черелли. Тихонько пошли за ней на другой конец города и, увидев, что она входит в какой-то дом, опять спрятались. Через некоторое время синьора Черелли вышла и направилась к себе. Мы входим в дом, взбегаем на лестницу, перескакивая через две ступени, открываем дверь роскошного помещения и посреди комнаты видим Лауру. Я кидаюсь ей на шею, но Чекко вырывает ее из моих объятий и впивается в ее уста. В эту минуту открывается дверь в соседнюю комнату, и входит Рикарди. Я получила дюжину оплеух, а Чекко – столько же тумаков. Прибежали слуги, и в мгновенье ока мы оказались на улице, побитые, униженные и наученные горьким опытом, что не должны интересоваться участью нашей родственницы. Чекко поступил юнгой на корабль мальтийских корсаров, и больше я о нем не слышала, но мое желание встретиться с Лаурой не только не пропало, а, наоборот – еще больше усилилось.

Я служила во многих домах, наконец попала к маркизу Рикарди, старшему брату прелата. Там много говорили о синьоре Падули, недоумевая, где прелат нашел такую родственницу. Долго никто в семье не мог точно узнать, – наконец чего не сумели разведать господа, дозналось любопытство слуг. Мы повели свои собственные розыски и вскоре обнаружили, что воображаемая маркиза – попросту Лаура Черелли. Маркиз приказал нам хранить тайну и отослал меня к своему брату, которого предупредил, чтобы он был еще осторожней, если не хочет нажить крупных неприятностей.

Но я не обещала тебе рассказывать о своих собственных приключениях и не буду распространяться о маркизе Падули, раз ты знаешь пока только Лауру Черелли, помещенную на воспитание к одному из подчиненных Рикарди. Она недолго оставалась там; вскоре ее перевезли в соседний маленький городишко, где Рикарди часто навещал ее и после каждой поездки возвращался все более довольный.

Через два года Рикарди поехал в Лондон. Ехал он под чужой фамилией, выдавая себя за итальянского купца. Лаура сопровождала его на положении жены. Он возил ее в Париж и другие большие города, где легче сохранить инкогнито. Лаура с каждым днем становилась очаровательней, она обожала своего благодетеля и делала его счастливейшим из людей. Три года промелькнули с быстротой молнии. Дядя Рикарди должен был скоро получить кардинальскую шляпу и торопил племянника с возвращением в Рим. Рикарди отвез свою возлюбленную в поместье, которое у него было неподалеку от Гориции. На другой день по приезде он ей сказал:

149